АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ ТОЛСТОЙ
Она любила! Страстно, всей душой!
Но Вяземский её оставил скоро.
Не разногласье, споры или ссоры, -
Князь попросту женился на другой.
Потом она оплакивала брата,
Кто требовал «к барьеру!» подлеца.
Я, я в дуэли этой виновата!-
Коря себя, молилась без конца...
Души опустошённость исключала
Все радости потом... Позор и мгла...
Ни с кем уже тоски не облегчала,
Любая встреча после злее жгла.
Страдания так долго не стихали,
Но он пришёл – весь преданность и страсть!
Осыпал поцелуями, стихами,
Чтобы служить всю жизнь или пропасть.
Любовь самозабвения полна,
И в ней самодостаточность такая,
Что и не думал: любит ли она?
Люблю! Люблю! – в нём пело не стихая.
Как снова кровь в нём клокотала бурно,
Лишь вспоминал, как, озирая зал,
Её в Большом театре Петербурга
Вдруг в чёрной полумаске увидал!
Не знал: в нём жалость перешла в любовь,
Или любовь в нём высекала жалость?!
Её счастливой сделать он готов!
Их верностью гармония держалась!
В Одессу мчалась, через всю Россию,
Выхаживать лежавшего в бреду.
Забудет ли: вернула жизнь и силу!
Её душа с его душой в ладу!
Он отдал бы карьеру, не ценя,
Блеск флигель-адьютанта в Комитете
И благосклонность нового царя
За лишний час с единственной на свете!
Их встреча – их судьба. Высокий лад!
Он знал: едины. Без её совета
Не написал бы драм, поэм, баллад,
Себя не ощутил бы как поэта.
Так благостно, что сделалось тревожно.
Да, и любовь, и верный друг, жена.
Откуда же – сначала осторожно,
Вдруг к прошлому в нём ревность ожила?
Откуда же страданье так жестоко
И снова себялюбия игра?
Ведь прежде жалость в нём была, и только,
Святой порыв прощенья и добра.
Там, в Пустыньке, гостей на час оставив,
Из дома вышел – вечер мерно мерк,
И звёзды опускались нежной стаей,
Ныряя в Тосну и всплывая вверх.
Раскрылось: что-то лучшее, наверно,
Есть, чтобы целью сделаться для нас!
Через любовь, что стать должна безмерной,
Преобразиться, вырасти сейчас!
Он прошептал: так радостно и просто!
Он вспомнил из Евангелья слова.
«Любовь всё покрывает, - рек апостол,-
И чистым милосердием жива».
И стыд очистил душу Алексея,-
Он понял, как он мелок, слаб, бескрыл...
Вся ревность, что покуда не осела,
Закрыла сердце – вновь его открыл!
И музыку он вечную услышал,
С которою он важное постиг.
Она в груди звучала или выше?!
Но главное: соединяла их!
|
